Уповзище

Этот глобальный карантин напоминает мне успешный террористический шантаж. "Если вы все не выполните наши требования, мы будем убивать заложников на глазах у ваших врачей, и заставим вас наблюдать, как и те, и те страдают". И требования усугубляются со временем.

===

( Этот шантаж стал возможным только на текущем этапе развития человечества... )

Современная атомарная семья (пара родителей + дети) является принципиально неполной, это новейшее (максимум пара веков) отклонение от традиционной нормы для нашего вида. Норма – это забота и воспитание детей всем племенем.

Бодипозитив возник как естественная реакция на совсем уже нереалистичные масскультурные требования к внешности. На эти вот "стыдно быть жирными, слабыми, бледными, тварями дрожащими", раздутые до такой степени, что они вызывают уже не только неврозы, но и смерти от расстройств пищевого поведения и болезни от здорового образа жизни. Нормальная полярная реакция: "Нет, не стыдно! Успокойтесь, быть такими, как есть – НОРМАЛЬНО. Можно быть некрасивыми, неуклюжими, непривлекательными. Средняя норма – именно это, а не зафотошопленные вершние процентили. Займитесь собственным комфортом, а не удовольствием зрителей".

Общественные настроения для этого сейчас благоприятные, бодипозитив побеждает, а в отдельных группах уже и победил. И, как это всегда бывает с победителями, не может вовремя остановиться, превращаясь в новый стыдящий стандарт. Попробуй теперь в неподходящем месте заикнуться о том, что хочешь похудеть, накачаться, наесться добавок, сделать пластические операции и стать красивее. У тебя первым делом поинтересуются: "А зачем это тебе? А как же бодипозитив? Чем ты себе не нравишься как есть? Не нравиться себе как есть – нехорошо!"

И посмотрят так укоризненно.

Продолжая цепочку размышлений о Дне знаний (где оно, дно знаний?..) вслед за https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=588059908396605&id=100015778023722 (или https://kot-kam.livejournal.com/2608057.html )

Я, бывает, разговариваю о жизни с подростками и людьми ранней юности. Иногда как с клиентами, иногда просто по жизни.

Бывает, что они точно знают, чем хотят заниматься, рассказывают об этом с горящими глазами, вовсю учатся-практикуются или даже уже всерьёз работают. Им я завидую и стараюсь не спугнуть (примерно так же, как счастливым семейным парам, которые таки правда счастливы через двадцать-тридцать лет брака).

Бывает, что они не знают, чем хотят заниматься, или знают очень размыто ("ну, вот это мне, в принципе, нравится..."), а пока что ради скромного заработка занимаются чем придётся. Им я сочувствую, тревожусь и иногда ужасаюсь.

Бывает, что они спрашивают меня: а чем вообще стоит заниматься-то? И тут я теряюсь, потому что ну откуда мне знать. Я в своей жизни славно поработал по одной специальности, потом выгорел, освоил другую, пока ей доволен, но дальше-то что? Чем там стоит заниматься с прицелом хотя бы на пятнадцать лет вперёд? Нас тогда, наверное, вообще полностью вытеснят роботы. Мне ладно, я буду уже старенький, а молодым стрёмно что-то советовать.

В общем, как вы поняли, я думаю, что профессия, которая в сумме занимает процентов 60-80 нашей активной жизни, должна не только приносить средства на жизнь, но ещё и увлекать. Чтобы тянуло, пёрло и таращило. А таких профессий на всю жизнь в нашей жизни, пожалуй, больше никогда уже не будет, слишком быстро теперь крутятся изменения. Отныне всем нам приходится изо всех сил непрерывно учиться и переквалифицироваться, чтобы только оставаться на месте. Такие дела.

И единственный критерий годного дела, который я сейчас знаю – это чтобы влекло и вставляло не когда-нибудь, а прямо сейчас, в процессе, всю дорогу. Вот как ловить это ощущение – этому, по-хорошему, и стоит учиться. Остальное подтянется следом почти само.

Экзистенциальные данности (одиночество, бессмысленность, свобода, смерть) – это основные, базовые вопросы. Любая тема, если копать её достаточно глубоко, приходит к одному или нескольким из них. Любой конфликт, страх, расстройство основаны, в конечном итоге, на чём-то экзистенциальном. На эти вопросы невозможно удовлетворительно ответить – можно только найти хороший способ о них не думать. Экзистенциальные психотерапевты (например, Ирвин Ялом) называют эти способы защитами. Люди не страдают непрерывно от страха смерти, бессмысленности жизни и так далее только потому, что здоровая психика закрывается от этих больных вопросов надёжными многослойными шторами.

Так вот я думаю, что это не защиты, не способы закрыть глаза на суровую реальность. Экзистенциальные защиты – это как раз и есть обычная повседневная реальность, тогда как экзистенциальные вопросы – это только индикатор проблем в повседневности. Грубые кирпичные стены, которые становятся видны только тогда, когда убрать из театра задники, облицовку, декорации, актёров и зрителей. То есть только тогда, когда театр поломан уже совсем нафиг.

Когда жизнь полна и насыщена, а гештальты завершены – смерть не так уж и страшит. Когда жизнь интересна и приятна, вопрос её бессмысленности просто не возникает. Когда нет обычного житейского одиночества, когда близкого общения достаточно, никто не задумывается об абсолютном экзистенциальном одиночестве. Когда у меня в жизни достаточно посильных выборов, и я могу их совершать, и я доволен результатами – мне пофиг тонкости свободы воли. Никто не думает об экзистенции во время оргазма.

Экзистенциальные проблемы – это не вопросы, на которые следует отвечать. Если они возникли, то это индикатор того, что жизнь поломалась на простом житейском уровне. И надо просто чинить там, где поломалось.

Доверие и уважение – обязательные элементы душевной близости, которая входит и в близкую дружбу, и в любовь. Они связаны между собой, но не идентичны. Я доверяю человеку, если я верю (убеждён опытом), что он не хочет мне зла, и он достаточно разумен, чтобы не навредить мне по ошибке. Я уважаю человека, если доверяю его способности принимать осознанные решения. Я могу в корне с ним не соглашаться, он может даже быть моим врагом, но если я понимаю его принципы, вижу логику и согласен с ней (не соглашаясь с исходными посылками) – я могу его при этом уважать. Я могу доверять даже врагу, если его принципы (их ещё называют честью) ограничивают его желание мне навредить.

(Другие важные части близости: согласие по важным вопросам, которые входят в идентичность обоих; достаточно большая часть общих интересов и совместных занятий; активное желание поддерживать эти отношения, даже если они не всегда удобны и требуют усилий. Если добавить сюда эротику и сексуальность, то получается любовь).

Но близость невозможна с человеком, от которого я жду подлянки и чьи мотивы я не понимаю.

Давно подметили, что всякий век начинается не по календарным годам, а с задержкой на десять-двадцать лет, пока формируются новые тенденции. Нынешний – не исключение. Революцию роботов и биотехнологий я сейчас обсуждать не буду, хочу сказать о другом.

XX век был веком господства радио, газет и телевизора. Людьми манипулировали в режиме широкой трансляции из немногих центров. XXI век начался за последние лет десять, когда основной силой стали соцсети – и вот, наконец, политтехнологи уверенно освоили новый инструмент.

По природе соцсетей лучше всего резонируют и захватывают умы темы, адресованные бессознательному. А наше бессознательное довольно глупо, это всё та же древняя обезьяна на доисторическом крокодиле. В сочетании с механизмом более-менее прямой всеобщей демократии мы получаем торжество ярких, эмоциональных, идиотских народных решений. Достаточно вбросить и немного подогреть, а дальше групповое бессознательное это многократно усилит. Брексит, Трамп, Зеленский, дополните список по вкусу. Взвешенный ответственный разум оказывается в меньшинстве просто потому, что он в меньшинстве и в каждой отдельной голове. (Моя не исключение. И ваша тоже).

Теперь государствам придётся изобретать иммунный ответ на эту свежую заразу. Возможно, им станут всеобщие экзамены на право выбора, чтобы избиратели сначала подтверждали своё понимание вопросов, за которые голосуют. Возможно, управление передадут роботам. Некоторые страны, вероятно, вернутся к модели сбалансированных диктатур. Скорей всего, в итоге появится что-то новое, чего я пока не могу вообразить. Но те, кто с этим не справятся – неизбежно сойдут со сцены в череде масштабных ошибок.

А что делать отдельным людям? Ну, со времён рекомендаций 2014 года ничего не изменилось. Делать паузы, чтобы не отреагировать первые эмоциональные всплески. Думать и анализировать. Тщательно проверять источники. Не делать непонятного. Осваивать байесианство. Держаться за личные горизонтальные связи: достойных друзей и единомышленников. Помогать близким. Проходить личную психотерапию, чтобы это всё давалось легче :)

Интересная жизнь в эпоху перемен продолжается. Сохраняем мужество, делаем, что дОлжно, случится, что суждено.

В живой природе нет ничего точного и постоянного. Всё гуляет туда-сюда в зависимости от условий, настроения и состояния. Спонтанность и импульсивность почитаются за проявления искренней естественности (а также слабости процессов в лобных долях), и потому ценятся в живых непосредственных отношениях.

Однако отношения строятся на совместных занятиях, а для совместных действий необходимы предсказуемость, точность и пунктуальность. Хотя контроль – это насилие над изменчивой жизнью. Получается, что лучшие отношения – это тонкий слой несущественной спонтанности на надёжной основе неестественности.

Вчера меня занесло в (очень чинное и корректное) обсуждение причин и мотивов антипрививочного движения. Унёс оттуда отличную подборку этих причин: https://www.facebook.com/notes/eugene-peskin/x/1677701282267330/ (вполне логичных и обоснованных, без мракобесия, даже со ссылками на серьёзные публикации). В итоге сформулировал для себя, почему же это движение стало проблемой именно сейчас.

Дело в том, что сейчас растит детей уже второе поколение взрослых, которые никогда в жизни не сталкивались в полный рост с теми болезнями, которые извели тотальной вакцинацией. Эти взрослые (естественно) хотят своим детям наилучшего здоровья. Они смотрят по сторонам, анализируют статистику и понимают (абсолютно правильно), что сейчас максимальная угроза - это побочные эффекты прививок. И достаточно многие стараются от них уклониться (совершенно резонно, мы же далеко не все альтруисты). В итоге побеждённые было болезни возвращаются, и у людей снова появляется возможность сравнить риски на основе личного опыта.

Это точно так же, как и с войной: пережившие войну люди говорят: "Никогда больше!" - и готовы на многое, лишь бы война не повторилась. Но их внуки, не видевшие ни войны, ни её последствий, уже начинают подумывать, что "только бы не было войны" обходится дороговато, и размонтируют защитные механизмы. И вскоре получают возможность пережить очередную войну.

А война наших иммунных систем (и естественных, и с медицинским усилением) против болезней - это самая настоящая непрерывная война, без шуток. Вот бы как-нибудь давать каждому поколению всерьёз (но без реальной угрозы для жизни) ощутить на себе тяготы войны и болезней, чтобы переживание отложилось на эмоциональном уровне...

Зачем нам надо разделять переживания с кем-то? Вторую неделю думаю над этим вопросом и не могу понять.

Как мы переживаем кризисы в одиночку – примерно понятно. То есть ни фига не понятно, но хоть схему можно представить. Нейронная сеть, получив мощный пакет стимулов, ищет новое стабильное состояние. Возбуждение бегает по нейронам. Новые аксоны-дендриты растут. Как-то во всём этом участвует гиппокамп. Префронтальная кора думает мысли. Лимбическая система машет эмоциями. В итоге всё как-то укладывается в усвоенный опыт, в новые конфигурации нейронов. Теперь это память: так было. Если ещё раз такое случится, уже примерно будет ясно, что в такой ситуации делать, а чего не делать.

Или если стимулов слишком много, то нейроны могут истощиться быстрее, чем нейросеть стабилизируется. Нейромедиаторы закончатся. У нас и на этот случай механизм есть: фрагменты нервных путей, которые остались в бардаке, можно исключить из рабочей сети. Ну травма, ну ПТСР, ну куски памяти, навыков и эмоций выпали – хреново, но и так жить можно. Тут всё хоть примерно понятно. Не компьютер, другие принципы, но модель есть.

А как во всём этом участвуют активные слушатели? Вот это "разделить переживания" – как оно работает? Оно ведь работает. Вся психотерапия на этом эффекте выстроена. Древние традиции коллективного горевания всем селом. И тому подобное. Работает. Страдать в кого-то и с кем-то – лучше, чем в одиночку. Нейросеть быстрее успокаивается. Там, где в одиночку будет психотравма – с правильными слушателями-утешателями всё уложится до того, как нейроны истощатся.

Сострадатели-то ничего толком и не делают. Мысли думать не помогают. Эмоции какие-то тоже переживают внутри себя, но настоящей эмпатии у нас нет, к чужой нейросети не подключишься. Они, сцуко, просто сидят рядом, кивают, угукают, мимикой шевелят. Даже по голове не обязательно гладят. И человек тут не обязателен. Человек лучше, но и собака хорошо. И даже кот. Я ему выражаю свои несвязные эмоции, оно в ответ вздыхает и в глаза смотрит – а мне от этого легче. Вот какое дело моей нейросетке до этих сигналов? Как оно помогает? Куда заходит? Что стабилизирует?

Ничего не понятно.

Upd.: Совместными усилиями разобрали: https://andrzejn.dreamwidth.org/2506364.html